Клякса на Ибсене

В столице Норвегии проходит Ибсеновский театральный фестиваль – десятый, традиционный, но самый крупный за всю свою историю: в этом году отмечается сто лет со дня смерти великого норвежского драматурга и поэта, во многом определившего развитие мирового театра прошлого века. Из Осло – РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.

Зрителей, пришедших в Национальный театр, Генрик Ибсен встречает дважды. Сначала перед фасадом: на шею бронзовому Ибсену навеки повешен торжественный венок, но по случаю фестиваля его украсили "живой" легкомысленной ленточкой с цветами национального флага Норвегии. Второй раз Ибсен стоит внутри театра, у лестницы – голубой люминесцентный контур, резко очерчивающий полукарикатурную фигурку гения. Она уже стала популярной эмблемой, и ее часто можно встретить в городе – Ибсен-клякса, толстый коротышка с тросточкой и безошибочно узнаваемой смешной растительностью на лице – не то двухвостая борода, не то распухшие и свисающие с щек тяжелыми мешочками бакенбарды, и еще с маленькими круглыми очками вместо глаз. Не то переодевшийся тролль, не то постаревший и переродившийся Вини Пух – вот он поднимет сейчас палку и от души поколотит своих излишне смелых интерпретаторов.

Всех, конечно, не перебьешь: Ибсена ставили и продолжают ставить во всем мире так часто и так разнообразно, что ему лучше с этим смириться. Что касается охраняющего вход в зал Национального театра и светящегося в полутьме стража, то фестиваль проходит не только на большой сцене – у главного театра Норвегии их пять, и на четыре другие можно попасть, минуя строгого драматурга. Организаторы десятого Ибсен-феста, собственно говоря, и не собирались угождать замкнутому и нелюдимому автору: в последние годы жизни он жил довольно одиноко, почти ни с кем не общался, и мало кто рисковал подойти к нему на улице, хотя все узнавали в лицо, он был знаменитостью и городской достопримечательностью. Его пьесы на фестивале живут своей жизнью, за более чем три недели в Осло показывают три десятка постановок из разных стран.

Одна из самых причудливых – китайская "Гедда Габлер". Генрик Ибсен, должно быть, немало подивился бы, узнав, что все роли в его драме о коварной и страстной генеральской дочери когда-нибудь будут играть женщины. Шаоксинская опера – жанр гораздо более молодой и не столь знаменитый, как опера Пекинская. В нем женщины словно берут реванш за древнюю традицию, согласно которой на сцену открыта дорога только мужчинам. Как и в Пекинской опере, дамское представление – синтез живой музыки, пения, декламации и танца со специфической жестикуляцией. Персонажи "Гедды Габлер" в спектакле из города Гуанчжоу переименованы на китайский манер, пистолеты, из которых любит палить героиня, заменены нетяжелыми, рассчитанными все-таки на изящные женские ручки мечами, но общая канва пьесы сохранена – и пепел от сожженной Геддой рукописи Эйлерта Левборга в ключевой сцене спектакля очень красиво падает с колосников.

Поскольку все прочие герои, женщины с наклеенными усами, цветистым гримом и делано низкими голосами выглядят весьма условно, Гедда становится в китайском спектакле, по существу, единственным характером, пусть тоже условным, решенным бесконечно далекими от европейского театра сценическими средствами.

Следовательно, становится неординарной, сильной личностью. Кстати, пропасть между европейским и восточным театром интересно обыграна еще в одном экзотическом спектакле, приглашенном на фестиваль,– "Двойная Нора" Театра Натори из Токио, где на сцене встречаются две героини пьесы "Кукольный дом", одна – существующая в эстетике театра но, вторая тоже японка, но перенявшая европейский язык театра. Первая бесхитростно страдает, а вторая за ней наблюдает, в конце концов приходя к выводу, что их судьбы схожи.

Вообще, "Гедда Габлер", если судить по афише фестиваля, самая популярная пьеса Ибсена в мире, и московская статистика это подтвердила бы: за последнее время у нас появилось две "Гедды". Вторая по частоте обращений, опять же, если верить в репрезентативность здешней афиши,– это "Пер Гюнт". Тут нам предъявить нечего, в России ее давно не ставили. Может быть, оттого, что не хватает такого радикализма, бесшабашности и веселости, которые нашлись у датчан. Четверо молодых актеров, похожих на засидевшихся в студентах отвязных лоботрясов, с самой пьесой Ибсена расправляются за пять минут – одни из них коротко и доступно, с шутками и прибаутками рассказывают публике ее содержание, перелистывая сделанные быстрым фломастером рисунки-карикатуры на темы сюжета. Остальные час с лишним этого поставленного режиссером Могенсом Педерсеном в копенгагенском Театре Бетти Нансен спектакля – сплав stand-up comedy, хип-хопа, новой драмы (не в ибсеновском, конечно, а в сегодняшнем понимании этого выражения), кукольного театра и еще бог весть чего. "Гюнт" – история молодого человека, который хочет всего в жизни: славы, денег, секса, успеха. Датские актеры забавны, открыты, запросто устанавливают контакт с аудиторией, не боятся (и, что не менее важно, могут) очертя голову бросаться из жанра в жанр. Сидишь и не можешь представить, что они еще выкинут в следующую минуту, какую песню споют и какую музыку поставит на стоящем сбоку сцены пульте диджей. Вот только итог всей этой вполне современной пергюнтовской жизненной суеты известен, читайте про него у Генрика Ибсена. И хорошо еще, если найдется какая-нибудь Сольвейг. В "Гюнте" ее нет.